Неточные совпадения
«Уже решила», — подумал Самгин. Ему не нравилось лицо дома, не нравились слишком светлые комнаты, возмущала Марина. И уже совсем плохо почувствовал он себя, когда прибежал, наклоня голову, точно бык, большой человек
в теплом пиджаке, подпоясанном широким
ремнем,
в валенках, облепленный
с головы до ног перьями и сенной трухой. Он схватил
руки Марины, сунул
в ее ладони лохматую голову и, целуя ладони ее, замычал.
Началось это
с того, что однажды, опоздав на урок, Клим Самгин быстро шагал сквозь густую муть февральской метели и вдруг, недалеко от желтого здания гимназии, наскочил на Дронова, — Иван стоял на панели, держа
в одной
руке ремень ранца, закинутого за спину, другую
руку,
с фуражкой
в ней, он опустил вдоль тела.
Сидя на скамье, Самгин пытался снять ботики, они как будто примерзли к ботинкам, а пальцы ног нестерпимо ломило. За его усилиями наблюдал, улыбаясь ласково, старичок
в желтой рубахе. Сунув большие пальцы
рук за [пояс], кавказский
ремень с серебряным набором, он стоял по-солдатски, «пятки — вместе, носки — врозь», весь гладенький, ласковый,
с аккуратно подстриженной серой бородкой, остроносый, быстроглазый.
С трудом отстегнув
ремень ноющей
рукой, он бросил его
в воду, — Борис поймал конец
ремня, потянул его и легко подвинул Клима по льду ближе к воде, — Клим, взвизгнув, закрыл глаза и выпустил из
руки ремень.
В отделение, где сидел Самгин, тяжело втиснулся большой человек
с тяжелым, черным чемоданом
в одной
руке, связкой книг
в другой и двумя связками на груди,
в ремнях, перекинутых за шею. Покрякивая, он взвалил чемодан на сетку, положил туда же и две связки, а третья рассыпалась, и две книги
в переплетах упали на колени маленького заики.
На улицу меня пускали редко, каждый раз я возвращался домой, избитый мальчишками, — драка была любимым и единственным наслаждением моим, я отдавался ей со страстью. Мать хлестала меня
ремнем, но наказание еще более раздражало, и
в следующий раз я бился
с ребятишками яростней, — а мать наказывала меня сильнее. Как-то раз я предупредил ее, что, если она не перестанет бить, я укушу ей
руку, убегу
в поле и там замерзну, — она удивленно оттолкнула меня, прошлась по комнате и сказала, задыхаясь от усталости...
В дверях часовни Павел увидел еще послушника, но только совершенно уж другой наружности:
с весьма тонкими очертаниями лица,
в выражении которого совершенно не видно было грубо поддельного смирения, но
в то же время
в нем написаны были какое-то спокойствие и кротость; голубые глаза его были полуприподняты вверх;
с губ почти не сходила небольшая улыбка; длинные волосы молодого инока были расчесаны
с некоторым кокетством; подрясник на нем, перетянутый кожаным
ремнем, был, должно быть, сшит из очень хорошей материи, но теперь значительно поизносился;
руки у монаха были белые и очень красивые.
Он у нас действительно летал и любил летать
в своих дрожках
с желтым задком, и по мере того как «до разврата доведенные пристяжные» сходили всё больше и больше
с ума, приводя
в восторг всех купцов из Гостиного ряда, он подымался на дрожках, становился во весь рост, придерживаясь за нарочно приделанный сбоку
ремень, и, простирая правую
руку в пространство, как на монументах, обозревал таким образом город.
Я часто видел, как она, покачиваясь, словно прихрамывая, мелкими шагами идет по дамбе,
с книгами
в ремнях, словно гимназистка, простенькая, приятная, новая, чистая,
в перчатках на маленьких
руках.
На нем длинное и широкое парусиновое пальто, на голове серая, очень поношенная шляпа,
с широкими полями, сапоги русские, большие,
в руках толстая, суковатая палка, за спиной небольшой чемодан, вроде ранца, на
ремнях.
А левой
рукой она раскачивала
в воздухе
ремни с книгами.
Табунщик Нестер был одет
в казакин, подпоясанный
ремнем с набором, кнут у него был захлестнут через плечо, и хлеб
в полотенце был за поясом.
В руках он нес седло и уздечку.
…не внимая
Шепоту ближней толпы, развязала
ремни у сандалий,
Пышных волос золотое руно до земли распустила;
Перевязь персей и пояс лилейной
рукой разрешила;
Сбросила ризы
с себя и, лицом повернувшись к народу,
Медленно, словно заря, погрузилась
в лазурную воду.
Ахнули тысячи зрителей, смолкли свирель и пектида;
В страхе упав на колени, все жрицы воскликнули громко:
«Чудо свершается, граждане! Вот она, матерь Киприда!».
Пряжки, например, стягивающие
ремни, могут быть затянуты
в меру, не более того, сколько требуется самою идеей притяжения
рук к ребрам, но они также могут быть затянуты и
с преувеличением, причем пострадают и ребра [Я не говорю уже о заведомых посягательствах на самое устройство нарукавников.
Девка — чужая добыча: не я, так другой бы…» Но, как ни утешал себя Алексей, все-таки страхом подергивало его сердце при мысли: «А как Настасья да расскажет отцу
с матерью?..» Вспоминались ему тревожные сны: страшный образ гневного Патапа Максимыча
с засученными рукавами и тяжелой дубиной
в руках, вспоминались и грозные речи его: «Жилы вытяну,
ремней из спины накрою!..» Жмурит глаза Алексей, и мерещится ему сверкающий нож
в руках Патапа, слышится вой ватаги работников, ринувшихся по приказу хозяина…
Марунич уговорил остаться за себя Глеголу, а сам начал собираться: надел полушубок, валенки, большую косматую папаху и рукавицы. Затем он собрал всех ездовых собак на один длинный
ремень и
с ружьем
в руках отправился
в лес. Собаки бежали вразброд, путаясь между деревьями, и мешали ему итти. Сопровождаемый остротами и ироническими советами, он скоро скрылся
в лесу.
Берлогу отыщут, зверя обложат. Станет князь против выхода. Правая
рука ремнем окручена, ножик
в ней,
в левой — рогатина.
В стороне станут охотники, кто
с ружьем, кто
с рогатиной. Поднимут мишку, полезет косматый старец из затвора, а снег-от у него над головой так столбом и летит.
Явился Никласзон
в плаще, опоясанном широким
ремнем, за которым было два пистолета,
в шляпе
с длинными полями и
с арапником
в руке.
Дикий, угрюмый взор, по временам сверкающий, как блеск кинжала, отпущенного на убийство; по временам коварная, злая усмешка,
в которой выражались презрение ко всему земному и ожесточение против человечества; всклокоченная голова, покрытая уродливою шапкою; худо отращенная борода; бедный охабень [Охабень — старинная верхняя одежда.], стянутый
ремнем, на ногах коты, кистень
в руках, топор и четки за поясом, сума за плечами — вот
в каком виде вышел Владимир
с мызы господина Блументроста и прошел пустыню юго-восточной части Лифляндии.
Зенон бережно опустил Нефору на один из диванов, до которого свободнее доходила струя воздуха, подложил ей под голову и под плечи подушки, расстегнул тунику на ее груди и выбежал
в смежную комнату, где была его спальня. Отсюда он принес флакон
с индийскою эссенцией и, капнув одну каплю этой эссенции на предсердие Нефоры, провел тихо
рукою и подул, чтоб эфирная жидкость быстрее испарялась. Потом он облегчил голову гостьи и ослабил цветные
ремни у ее сандалий.
А как Зинаида Павловна
в ответ на это захохотала, то Праша метнулась от нее
в сторону и налегла
рукою на какую-то дверь, которая легко растворилась и открыла небольшую светлую комнату
с широким мягким диваном, на котором сидел по-турецки, заложив ногу на ногу, здоровеннейший мужчина
с косматою головою,
в длинном, черном одеянии, перетянутом широким
ремнем по здоровому чреву.